Вивиан спокойно слушала опекуна, но он не был уверен, что убедил ее. В конце он сказал:
— Перед вами стоит более трудный выбор, чем перед Лафайетом, Луни и другими молодыми людьми: когда они хотят сражаться, им остается лишь взять в руки меч. Возможно, вы не меньше их страстно желаете уехать в Америку, и я верю, что вы не менее храбры. Но вы женщина и не можете сражаться так, как они. Мадемуазель, вы должны сражаться по-своему. Просто следовать за ними бессмысленно. Вы меня понимаете?
Она задумалась на мгновение, затем нехотя кивнула в знак согласия. Жюль видел разочарование в ее глазах и удивился, почему она не плачет, поняв, что ее мечты рухнули.
Наконец Вивиан спросила:
— Как вы узнали, что я здесь?
Он рассказал, как Онорина заполучила ее письмо у Луизы де Биянкур, но умолчал о подозрениях относительно этой юной особы. В прежние дни племянница очень бы обеспокоилась подобным вмешательством в ее дела, однако теперь ее охватило чувство стыда, ибо при упоминании этого письма по щекам разлился румянец, и она молчала, опустив глаза. Он жалел и хотел утешить ее.
Вдруг она воскликнула:
— Я не могу позволить, чтобы вы плохо думали о Викторе! Я хотела, чтобы мы поженились и отправились в Америку, но когда я увидела его и он стал со мной так разговаривать… — Она умолкла, невольно застонала и добавила тихо: — Я вела себя очень глупо. Получается, он в последних письмах, радуясь, что уезжает, сказал гораздо больше, чем чувствовал. Я нравлюсь Виктору, но он не любит меня. Вы не должны думать, будто он пытался соблазнить меня. Эта ужасная ошибка произошла не по его вине.
— Вивиан, вопреки тому, что вы думаете обо мне, я хорошо узнал вас. Вами движут сильные чувства, и вы не можете скрывать их. Ваше отношение ко мне, например, столь прозрачно, что даже по тому, как вы покидаете комнату, я могу определить степень вашей враждебности ко мне в конкретный момент. — Она выглядела столь смущенной, что Жюль поспешил договорить: — Точно так же вы относитесь к другим. Извините, если ошибаюсь, но я до сих пор не заметил ни одного признака, который убедил бы меня в том, что вы влюблены в Виктора де Луни.
Дрожащим голосом она спросила:
— Почему вы мне это говорите?
— Вы обвинили меня в том, что я гублю вашу жизнь. Я пытаюсь доказать, что не отниму у вас ни грана счастья, запрещая вам отплыть в Америку. Но вы были бы правы, обидевшись на меня, если бы я встал на пути истинной страсти.
Девушка еще больше покраснела.
— Вы смеетесь надо мной, — прошептала она.
— Отнюдь нет! — Жюль опустил голову и, тщательно подбирая слова, попросил: — Скажите, что вы любите Виктора де Луни, и я сделаю все, чтобы загладить свою вину. А если не любите, мы тотчас же прекратим разговор на эту тему.
Она заставила его подождать некоторое время, затем ответила:
— Хорошо, я не люблю его. Но какое это имеет для вас значение?
— Я не допустил бы, чтобы вы вышли за человека, которого не любите.
Вивиан не верила своим ушам.
— Мало кто разделяет такую точку зрения. А как же браки по расчету, которые совершаются чуть ли не каждый день?
— Я принципиально против них.
Она все еще не могла поверить ему.
— Почему?
Жюлю хотелось встать и уйти, избавив племянницу от еще одного нравоучения, но на карту было поставлено ее будущее и счастье. Глядя поверх ее головы, он спокойно заговорил:
— Мадемуазель, до сих пор вы еще не познали, что такое любовь. Не мое дело объяснять вам, что значит любить, но в мою обязанность входит изложить свои взгляды. — Совершенно озадаченная, Вивиан опустилась в кресло, и он продолжил: — Пока любовь не войдет в вашу жизнь, вы не можете судить о ее силе или о том, насколько она затмевает все другие чувства и заботы. — Он вздрогнул, увидев ее полные испуга глаза. — Если бы вы были пустой барышней, этот разговор меж нами не состоялся бы, но вы за последнее время доказали силу воли и своих желаний. Для молодой женщины вашего темперамента вступить в брак без любви, а затем слишком поздно встретить ее стало бы настоящей пыткой. И эта пытка возросла бы десятикратно, если бы муж любил вас и был достоин вашего уважения — я ведь знаю, что у вас есть принципы и сильный характер, чтобы не изменять им.
Девушка ничего не сказала, только сидела с приоткрытым ртом — чувство страха сменилось удивлением.
Между тем Жюль продолжал, решив убедить ее:
— Мадемуазель, представьте, что однажды вам повстречается мужчина, которого вы могли бы полюбить всем сердцем. Представьте, что вы вот-вот готовы открыть свое сердце другому, испытать величайшее счастье, какое нам известно, и вдруг поймете, что вы преградили путь к нему своим легкомыслием и спешкой. Поверьте мне, тогда вы будете гораздо более несчастны, чем можете себе представить.
Для Вивиан это стало откровением. Она была потрясена. Никогда она не слушала своего опекуна с таким вниманием. А он торопился убедить ее в правоте своих слов:
— Я не могу допустить, чтобы с вами случилось такое несчастье. Вы должны ждать, наблюдать и понимать, что вас влечет к другим, а когда настоящая любовь постучится в ваше сердце, вы будете готовы к ней и выберете для себя самого лучшего партнера. Как вы можете смотреть на союз Жозефа и Адриенны де Лафайет и не замечать, что они являются идеальной парой? Как вы можете при всех своих стремлениях, всех ваших… качествах… отказать себе в возможности достичь такого же идеала?
На мгновение показалось, что их не разъединяют никакие преграды, а он почувствовал прилив восхищения ею. Вот она и подошла к концу мучительного путешествия, выбившись из сил: сначала ее отругал Луни, затем ее опекун, — она была обескуражена и обижена, но как же горели ее глаза! Она не выглядела такой трогательной с того дня, когда он впервые встретил ее в конюшне Мирандолы. Всем сердцем он жалел, что не может вернуться к тому мгновению и начать все сначала.