Бунтарка. Берег страсти - Страница 42

Вивиан порадовалась тому, сколь не похож на дядю Виктор. Она не сомневалась в его привязанности, благородстве и любви к Франции. Таким же был и Лафайет. Она считала, что порыв, который побуждал таких людей, как он, добровольцами отправляться в Америку, снова вернет их домой. Их поступки пойдут не в ущерб соотечественникам, а на благо, особенно тем, кто им особенно дорог. В этом смысле маркиза была права — если человек не способен служить тем, кого он любит, то он не служит никому.

Когда экипаж свернул на Рю Жакоб, чтобы высадить Вивиан, Бенджамин Франклин одарил ее милой улыбкой:

— Этот визит погрузил вас в задумчивость, мадемуазель де Шерси. Уверен, что весьма скоро вы поделитесь со мной этими серьезными размышлениями.

Она смутилась тем, что большую часть поездки не обращала внимания на самый выдающийся ум в Европе, и боялась, что оскорбила гостя своего опекуна и вдобавок еще не угодила дяде. Она уже хотела ответить, но экипаж остановился, подножка опустилась, и она так и не высказала свои неуклюжие извинения. Однако мужчины, похоже, не были недовольны ее поведением. Оба любезно попрощались с ней и поехали дальше, в Пасси.

Опасные связи

Холодным днем в конце января Жюль обсуждал дипломатическую ситуацию с Бенджамином Франклином у него дома в Пасси. Более влиятельные, чем он, люди так и не смогли добиться для Франклина аудиенции в Версале. Согласие было получено лишь на секретные встречи в Париже.

Старик, пытаясь развеять мрачное настроение графа, весело сказал:

— Вержен проводит довольно энергичную линию: если Англия потеряет свои колонии — тринадцать штатов и Сахарные острова в Карибском море, — борьба ее ослабит, а торговля пойдет на убыль. Это будет способствовать возвышению Франции.

— Однако я не вижу никаких признаков того, что ему удалось увлечь двор своими планами. Успехи армии патриотов и благосклонность его величества слишком ненадежны. К тому же я каждую минуту жду, что Бомарше сделает нечто такое, что дискредитирует все дело.

Франклин провел рукой по своим седым волосам и поморщился.

— Думаю, вам пора высказаться по поводу ваших опасений насчет Бомарше. Он не покладая рук трудится на нас с сентября 1775 года и, похоже, делает все с большой охотой. Что именно вызывает ваши опасения?

— Бомарше в тот год был в Лондоне, ибо фактически находился в изгнании. Разве вы не знали об этом? Он подкупил мирового судью, когда в Париже рассматривался гражданский иск, затем предал гласности свои преступные действия, вымогая компенсацию, после того как судебное дело обернулось против него! Этот человек является образцом бестактности. Из Лондона он направился в Вену, где спровоцировал скандал, связанный с нашей королевой. У ее матери, императрицы Марии-Терезии Австрийской, не осталось иного выбора, как тут же заточить его в тюрьму.

— Боже мой, теперь я понимаю, почему вам кажется, что его кандидатура может стать неприемлемой для Версаля! Как же он выпутался из всего этого?

— Подробности, к счастью, окутаны тайной. Как бы то ни было, он вернулся во Францию и все еще был в немилости, когда начал переговоры с вашими агентами. В сентябре прошлого года все обвинения против Бомарше были сняты, а его гражданский статус и судебные обязанности восстановлены.

— Вот как? Значит, его респектабельность, по крайней мере сейчас, не находится под вопросом. — Жюль промолчал, и Франклин спросил: — Хорошо, в чем вы его подозреваете? Он злоупотребляет деньгами?

Жюль мрачно улыбнулся:

— В этом конфузе целиком винить Бомарше нельзя, ибо нет вопроса, который можно обсудить честно. Вы помните, как высказывалась идея, что деньги, которые Франция отправляет Конгрессу, следует считать займом, подлежащим возврату с процентами или товарами вместо процентов? Пока на сей счет не достигнуто твердого решения.

Он вздохнул и тщательно обдумал последующие слова, ибо понимал, что все, сказанное им о Бомарше, можно будет использовать во вред Дину:

— Разница между помощью оружием и коммерческим предприятием с целью извлечения прибыли в последнее время оказалась немного размытой, и наше министерство ничего не предприняло, чтобы внести в это ясность. Однако речь идет о крупных суммах: помощь короны вкупе со взносом Испании сейчас достигает более двух миллионов ливров. Сэр, Бомарше — тот человек, который назначен иметь дело с вами, и здесь у вас выбора почти нет. Но вам следует взвесить два обстоятельства. Первое — способность отбирать и поставлять то, в чем больше всего нуждается Конгресс. Второе — умение делать различие между фондами, предоставляемыми одним государством другому, и деньгами, предназначенными для извлечения личной выгоды. — Он поднял голову и встретил взгляд Франклина. — Должен сказать вам, что крупные парижские банкиры возражали, когда им пришлось иметь с Бомарше дело по части секретных фондов: они не были уверены, что он разбирается в финансовых вопросах.

Франклин ответил с некоторым раздражением:

— Вы предлагаете мне попросить, чтобы вместо него нашли другого человека? Правда, имеется ряд кандидатов. Граф де Броли уже представился Дину как верный поборник дела повстанцев во Франции. К тому же я каждый день жду, когда меня пригласят к вашему юному другу, грозному маркизу де Лафайету.

— Сэр, я бы возразил против этой кандидатуры.

— Почему? Дин встречался с ним в декабре, и, насколько мне известно, вы сами часто видите его.

— Лично мне он нравится, но его симпатии к Америке встречают в обществе с неодобрением, а сам он пользуется не очень большим влиянием. И я тоже. Вот почему я не могу служить вам так, как это делает Бомарше. — Он вздохнул. — Не поймите меня неправильно: то, что я знаю о Бомарше, настораживает меня, но я говорю вам это лишь потому, что вы спрашиваете. Я оказываю ему всяческую поддержку: помог оценить качество его закупок, вывел его на источники снабжения и давал советы по поводу рекрутов. Мне нравится его общество: его беседы не менее остроумны, чем его пьесы.