Бунтарка. Берег страсти - Страница 39

— И ты невредимой покинула этот дом и вернулась к матери?

— Да. С тех пор я не могу прийти в себя. Мне становится дурно всякий раз, когда я думаю о происшедшем.

— Странно, но я ничего не слышала об этой дуэли, — удивилась Вивиан.

— Видишь, мы с тобой все узнаем последними, поэтому в тот же вечер я решила выйти из дома, хотя чувствовала себя скорее мертвой, чем живой, и узнать, о чем говорят люди. Кто-то действительно сказал, что барон де Ронсей поправляется и уже устраивает в своей спальне вечеринки для близких друзей. — Она состроила отчаянную гримасу и бросила свой чепчик на край стеганого покрывала. — Может быть, девицу из оперы уже пригласили, и она удостоилась более теплой встречи, чем я? Клянусь, я больше никуда не хочу идти и не желаю ни с кем встречаться. За исключением тебя. Ты единственный человек на этой земле, кто понимает меня.

— Луиза, ты не должна вот так прятаться от всех, — сказала Вивиан. — Он не посмеет распускать слухи.

— Ты права. Он слишком боится мужчин нашего семейства, чтобы сказать кому-то о том, как я скомпрометировала себя. Но если бы он сбил меня с ног, когда я его увидела, и то мне было бы не столь больно.

— Моя дорогая подруга, ты легко отделалась. Теперь ты знаешь, что он полное ничтожество. Ты не можешь винить себя в том, что случилось, ибо имела дело с дьяволом, который гораздо коварнее, чем ты или я.

Вивиан расстроилась, видя свою подругу такой подавленной, ведь обычно она бывала такой живой и игривой. В обществе Луизы первые дни ее одинокого раскаяния в монастырской школе превратились в новую веселую жизнь. Позднее, когда обе появились среди парижского общества, Луиза продолжала влиять на нее столь же благотворно. Благодаря Луизе Вивиан сумела преодолеть свою провинциальную робость и легко вступала в любой оживленный разговор. Она также обрела союзницу, которая никогда не испытывала неловкости и не порицала ее, если их мнения порою расходились. Луиза просто смеялась, когда спор становился горячим, и тут же приходила подруге на помощь, если девушки пытались подавить высокий полет радостного настроения.

Вивиан попыталась сказать властным тоном:

— Давай не будем больше о нем говорить, он мне противен. Почему бы тебе не нарядиться и не поехать со мной к Эно? На прошлой неделе я встретила их дочерей, с ними очень весело, у них такие разнообразные интересы. Они любят играть в карты и охотно делают крупные ставки, так что если у нас есть желание пойти на небольшой риск, то мы успеем к ним на кадриль.

Луиза наклонила голову, серьезно глядя на Вивиан:

— А что я скажу маме?

— Что ты просто переутомилась, а теперь вполне отдохнула.

— А что я скажу сама себе? Я так несчастна! Ничто не может унять эту боль.

Вивиан вздохнула и решительно произнесла:

— Ни один мужчина не имеет права делать тебя несчастной! Лучше помоги мне вынести тиранию моего дяди, и ты скоро поверишь мне, что такого человека, как барон, на свете никогда не было.

Девятого декабря Бенджамин Франклин прибыл в Киберон, что в Бретани, вместе с Уильямом Темплем, своим внуком. В Америке ему пришлось оставить сына, который сидел в тюрьме за проанглийские настроения. Тем временем генерал Хоу взял Манхэттен. Повстанцы потеряли пять тысяч человек. Томас Пейн, англичанин, бывший на стороне американцев, писал: «В такое время подвергаются испытанию человеческие души. Искатели теплых мест и ура-патриоты в трудные моменты не станут служить этой стране, но те, кто служат ей сейчас, вызывают любовь и благодарность как мужчин, так и женщин».

Пока Франклин не спеша приближался к Парижу, Бомарше под именем месье Дюрана на почтовой карете ехал в противоположном направлении, к Гавру. Он сам взял на себя обязанность руководить отправкой в Америку через Санто-Доминго четырех кораблей, которым предстояло доставить шестьдесят три пушки, двадцать тысяч сто шестьдесят пушечных ядер, девять тысяч незаряженных гранат, десять тонн боеприпасов, шесть тысяч сто тридцать два мушкета и сорок девять добровольцев, включая двенадцать «специалистов», квалификация которых уже вызвала сомнения у графа де Мирандолы.

Предупрежденный своими шпионами о том, что готовится отправка незаконного груза, лорд Стормонт, посол Англии, выразил решительный протест Парижу и Версалю по поводу этого. Торговцы Гавра, возмущенные портовыми чиновниками за то, что те разрешили погрузку кораблей, и напуганные тем, что английский военно-морской флот может предпринять меры возмездия против их вышедших в море кораблей, присоединились к этому протесту. «Ромен», «Андромеда», «Аноним» и «Амфитрит» подняли якоря, но ненадолго. Шестнадцатого декабря эти корабли были отозваны королевским указом, и три из них подчинились ему. Только «Амфитрит» продолжал свое рискованное плавание.

К тому времени, когда Франклин накануне Рождества появился в Париже, столица полнилась слухами об американских заговорах. Вивиан разделяла желание многих встретить Франклина, но не надеялась скоро увидеть его. Он остановился в Пасси у Сены, еще не бывал в обществе и явно был занят тем, что вел тайные переговоры, а скандал с мятежными кораблями сотрясал Версаль.

Вивиан так не терпелось узнать хоть что-нибудь о Франклине, что она даже неосторожно завела разговор с дядей, первый с тех пор, как Жюль приехал в Париж. Это случилось после обеда в четверг на Рю Жакоб, как раз перед тем как он собирался отправиться с визитом к маркизе дю Дефан, которая каждую неделю принимала гостей в своем знаменитом салоне. Они расположились в гостиной, и случилось так, что Онорина де Шерси спросила, ожидается ли появление у маркизы интересного гостя.